«У нас все одесситы – и с маминой, и с папиной стороны. У бабушки все было самое вкусное, что-то с чем-то. После ужина из пяти блюд, когда ты даже ребенком понимаешь, что как-то странно себя наполнил едой, звучала фраза: «Ну что, фрукты?» Было искреннее верование, что это не еда: «Ноль калорий. Воздух в твердой форме». Не зря soul food так называется – она правда лечит душу. Тарелка бульона могла решить любую возникающую проблему, бульон – это ведь еврейский пенициллин. И ни у кого не было проблем с весом.
Тогда даже концепции такой не было – «проблема с весом». Были уплотненные дамы и джентльмены. Никто не воспринимал это как проблемный или непривлекательный момент. Моя мама (дизайнер Виктория Аминова. – Прим. «Татлера») – самая, наверное, популярная среди мужчин женщина, которую я вообще когда-либо встречала. Ни одна тощая подружка с ней не сравнится. Она двадцать четыре часа в сутки отбивается от поклонников. И так было всегда, всю жизнь. У меня с детства нет установки, что еда может сделать тебя лучше или хуже... Бабушка Раиса Исааковна Серебрицкая была моделью в Одессе. Я смотрю на ее фотографии в журналах – и понимаю: она совсем не модельных параметров даже по меркам сороковых и пятидесятых годов.
В школе, как любой девочке, мне иногда казалось, что хорошо бы немножко похудеть – чисто гипотетически. Но я ничего по этому поводу не предпринимала. Просто смотрела на себя в зеркало и думала: «Вот здесь бы я убрала и вот здесь». Но это не сравнить с тем, что рассказывают о своем детстве подруги. А в моем случае дискомфорта не было, как и претензии к себе. Те, кто реально переживает по таким поводам, ничего себе не позволяют. А если садишься за стол и позволяешь – значит, ты ментально не напряжен. Подруги были напряжены, похудели, но напряжение осталось, и счастья эти мучения им по итогу не принесли. Меня раздражало только, что все говорили: «Какая ты вкусненькая, какая ты булочка». Ну да, я всегда была curvy. Когда весила пятьдесят пять килограммов, не было никаких проблем. Но у людей в голове есть заноза – навязчивая идея похудеть. Это их комплекс, не мой, но я все время вынуждена была о нем слушать. Перекладывать на себя, чего делать не стоило. Когда я реально поправилась и начала смотреть на старые фотографии, мне захотелось кричать: «Ребята, о чем вы тогда вообще говорили?!»
Поправилась я потому, что сильно заболела – у меня был мононуклеоз. Ничего серьезного, детская болезнь, но я ее подхватила три года назад, в двадцать. Он как очень жесткая ангина, только ты при этом весь отекаешь, воспаляются лимфоузлы и горло выглядит как при отеке Квинке. Снимают это безобразие преднизолоном. Мне этот гормональный препарат не должны были прописывать, но все так перепугались, что не среагировали в моменте. Девять месяцев каждый день я лежала под капельницей, в постельном режиме. А когда лежишь, какое у тебя единственное счастье? Пожрать. Раньше я никогда не валялась на диване: школа, университет, некогда... И тут – бац! Когда-то у меня был суперактивный метаболизм. Но наступила новая история, а привычки остались. Добавьте сюда депреcсняк по поводу того, что ты все время дома, все пропускаешь. Другие тусуются, а тебе очень плохо, и ты все время лежишь. Так я и поправилась.
Самое удивительное, что осознание данного факта пришло только через год после того, как я встала. Меня не сильно заботит, что обо мне думают другие, но многократно услышанное «Ты молодец, что так в себе уверена, раздеваешься, ходишь на общие пляжи» сделало свое дело. Я сначала не понимала, смотрела с вопросом на подруг или бойфренда: «Что это вообще все значит? Мы все смелые, раз выходим из дома? Мир вообще жестокий, сложный и очень опасный».
Дальше был показ ЦУМа. Я уже долечивалась, чувствовала себя гораздо лучше. И очень хотела размяться. Разболталась с Наташей Гольденберг, которую знаю с шести, кажется, лет. «Мне не хочется напрашиваться, но я всегда мечтала...» На что она ответила: «Ты? Правда? Давай, пошли!» Ей было все равно, какой у меня размер, сколько я прибавила. Было важно, чтобы я вышла с прямой спиной. Наташа мне сказала, что «надо быть как Бейонсе». Я чувствовала себя супер. Вот это стабильное ощущение, что ты супер, просто наслаждаешься собой, – спасающая ниточка, за которой я то осознанно, то неосознанно все время иду. Даже среди моделей я не чувствовала себя какой-то другой. Настолько, видимо, тупая, что уверена в себе.
Я уже три с половиной года в отношениях. Не могу сказать, что отбивалась от поклонников, когда была младше и стройнее. А сейчас иногда краем уха слышу, как парень девушке сорок восьмого размера говорит: «Какая же ты худая. Вот Лизка, конечно, супер». Я как Теона Контридзе, которую Цискаридзе поднимал в па. Слышали, как он в инстаграме кричал: «Поднимаешь не вес, поднимаешь характер!» Тяжелый характер, конечно, трудно поднять.
Моя сестра Маша при этом говорила: «Лизон, надо подтянуться. Ходить на спорт. Ты еще молодая, и нужно делать инвестицию в себя. Дети, все такое... Пригодится. Сделай так, чтобы тело стало твоим другом, а не врагом». Я слушала и думала: «Ну да». Только я слишком люблю кайфовать, чтобы себя перетруждать, истязать.
Степа (бойфренд Лизы адвокат Степан Симкин. – Прим. «Татлера») был мне очень большим помощником. Ни разу не дал понять, что я изменилась на двадцать с чем-то килограммов, – ни взглядом, ни словом.
В первое время я думала, что мне домработница посадила вещи. Если не влезала в юбку, звонила ей и ругалась: «Чем ты стирала? В какую химчистку отдала?» Я настолько кайфовала от самой себя, что даже в голову не приходило, как мое прекрасное тело может меня подвести.
Я стала с ним договариваться. Последние полтора года играю в теннис. Занимаюсь с отличным тренером: мы с ней в парке ходим с палками, делаем кардио, разные выпады и так далее. Я ненавижу спортзал, не люблю его атмосферу – раздражает музыка, не люблю людей рядом. Точнее, так: когда я соединяюсь со своим телом, я хочу быть с ним наедине. И с проводником. За лето я сбросила восемь килограммов. Потом сделала перерыв на обед. Сейчас занимаюсь тем, что сбрасываю остальное.
Вот Маша удивительным образом умеет себя держать в ежовых рукавицах. А я, если очень хочется... И родителем я, видимо, буду таким же – стану все разрешать, потакать. Понимаю, конечно, что полезно сказать «нет», но если всю жизнь себя ограничивать, будешь худой, злой и голодной. Мне это не надо. А Маша умеет это все терпеть. Согласна, у каждого свой кайф.
Я люблю готовить. У меня есть секретнейший рецепт большой жареной курицы, я там определенным образом работаю с кожей. Она получается хрустящей, а мясо при этом суперсочное. Умею делать бульон с мацаболлс. Ризотто, пасту, рыбу, выпечку. Все что хотите. Ржачное было интервью Киркорова у Собчак, где он сидит за столом и говорит: «Жизнь такая короткая. Тот умер, этот умер. Хочется покайфовать: пожрать, повеселиться».
Как же я ненавидела в детстве спорт, пот, когда все болит по утрам. Все считали, что хочешь быть красивой и худой – паши. Сейчас, слава Богу, к тебе ищут подход. А пахать – значит не любить себя. Хорошо, что у нас дома папа (бизнесмен Вячеслав Аминов, член совета директоров «Нефтетранссервиса». – Прим. «Татлера») в жизни бы не сказал: «Ой, что-то у тебя прическа неудачная». Или: «Ой, что это на тебе надето?» Это было просто под запретом. Если ты вышла – ты априори красавица. И умница.
Но в шестнадцать лет мне открылся инстаграм. Где я очень удивлялась хейту в свой адрес. Не люблю заезженное выражение «любовь к себе». Если ты не мазохист, если не любишь себя насиловать, то не будешь ради классного лука в кровь сбивать себе ноги туфлями – у некоторых моих подруг все ноги в шрамах. Не будешь носить натирающие бока платья-корсеты. Когда все себя отпустят, жизнь станет намного счастливее. Хотя есть такие бабы, которые как питбули. Не чувствуют боли. Вот они могут быть профессиональными спортсменами. У меня к ним безграничное уважение, но я не такая. Я нежная. Мой модус операнди другой: «Прав тот, кто по-настоящему счастлив». Я спортом не занималась потому, что не видела необходимости.
Почему я умею одеваться? Потому что обожаю это дело. Наряжаться – такая же духовная работа, как безумные медитации и ретриты. Моя мама всегда была нестандартных размеров, но не было такого, что выбирать приходилось только в Marina Rinaldi. Она много занималась каббалой, эзотерикой. Я тоже в очень раннем возрасте начала получать духовные инсайты. В школе такому не учат. В гимназии «Жуковка», частной и дорогой, учителя безумно потакали детям. Там царила анархия, хотя я всегда была очень хорошей девочкой. Но когда ты с пяти лет сидишь на лекциях Адина Штейнзальца и других духовных мастеров, философов, ученых, когда приходишь на званый ужин к Алле Константиновне Вербер, когда Алена Долецкая что-то тебе рассказывает, дружить с одноклассниками уже не интересно. А их, в свою очередь, раздражало, что мне на них наплевать. Буллинга не было, я сама кого хочешь забуллю, но холодность друг к другу у нас чувствовалась. На мамино предложение «Лизончик, иди поиграй с детьми», я всегда обижалась. И в светскую тусовку вошла через маминых подруг. Они говорили: «В пять лет ты уже была интересная».
В лондонcком колледже моды UAL LCF я проучилась всего один год, он вообще был ошибкой для такой тепличной девочки. Ни домработницы постоянной, ни водителя, зато счета за квартиру постоянно приходят, что с ними делать? И было ужасно одиноко. Лондон – холодный город, в нем живут те, кого спихнули туда родители. Это все раненые люди, раненые дети. Поэтому не самые приятные.
На Бал дебютанток «Татлера» меня одели в платье Александра Терехова потому, что была возможность сшить его по моим меркам. Я тогда носила 40–42-й итальянский, а другие девочки – 36-й. Опять несовпадение с детьми. Но я кайфанула. Сказала: «Вы мне бриллиантов побольше дайте. А платье? Да какое угодно». К тому же меня заманили тем, что сказали: «Платье мы тебе потом подарим, только тсс». И я думала: «Лохушки! Вас в двенадцать часов ночи разденут. А я останусь шикарная, в сумасшедшем платье». Что бы ни происходило, я ношу веселые нескучные штуки. Бренд украшений Rumi, который я придумала, кстати, полностью отражает мой жизнерадостный стиль. Настя Рябцова говорит мне: «Лиза, ты ходячий цвет». С ума схожу от Prada. Чтобы не ждать в Москве больших размеров, заказываю онлайн. Худые подруги ошибаются с размером, а я – никогда. Я теперь хорошо себя знаю.
Еще меня очень заряжают бриллианты. Есть такая эзотерическая гипотеза, что планета – это живое существо. А бриллианты – нейронные клетки Земли. Это большая сила, и ею можно пользоваться. Ну и еще, когда ты себе нравишься, считаешь, что ты человек хороший и рожа симпатичная, хочется себя украшать. Кто-то любит туфли. А я очень люблю бриллианты.
Папа был щедр на украшения. Он и сам большой фанат, разбирается в геммологии.
Девочек у нас баловали. Мы с мамой смотрели «Клеопатру» с Элизабет Тейлор, а украшения там сумасшедшие. Еще вдохновлялись «Марией-Антуанеттой» Копполы и «Завтраком у Тиффани». Ходили на все ювелирные выставки. Помню, папы – мой и моей подружки Саши Маниович – повели нас в Оружейную палату. Там были бусы, где каждый изумруд – с кулак. Рядом стояла корона с сапфирами. Мы с Сашей на полном серьезе начали рыдать. Саша кричала: «Хочу бусики!», я кричала: «Хочу диадему!» Папы никак не могли объяснить, почему мы не можем их получить. Они делали нам подарки к большим датам, так что пресыщенности не было. Наоборот, развилась очень большая любовь. И стремление «я вот это очень хочу». И ощущение праздника.
Мне сейчас мирно и тепло. Это в какой-то степени плохо, потому что в этом городе надо продолжать наращивать контакты. Когда у меня случались проблемы в отношениях, приятельницы говорили: «Лиза, ты давно в миру не живешь, давно не была на single market. Посмотри, с кем ты будешь соперничать! Держись за него». А я думала: «Совсем с ума сошли? Я буду за кого-то держаться?» Разве что за маму – я была ее третьей рукой, всюду за ней ходила. И папа мне тоже всегда говорил: «Помни, кто ты».
Когда мы со Степой только познакомились, он сказал, что такой клановости нигде раньше не видел. А он юрист, кланы видел разные. Степа – как интеллектуальная машина, самый умный мужик, которого я знаю. И при этом добрый, чувствительный. Мужчина, когда умнеет, притупляет в себе чувственное. Особенно в бизнесе. Там тяжело, там все пытаются тебя сожрать. А он другой.
Саша Маниович говорит, что я редкий человек, который действительно умеет учиться на чужих ошибках. Мы со Степой не торопимся. Когда спрашивают: «Ну что, когда уже рожать? Замуж-то пора», я отвечаю: «Ребята, всему свое время». Не люблю женатых детей. Тех, кто рожает и при этом висит на шее у родителей. Мы пока не можем помогать своим. Вот когда сможем, тогда и будем предпринимать взрослые шаги.
В эзотерическом смысле то, что со мной произошло, – это очищение после долгого периода духовного заблуждения. Без Степы я бы не справилась. Конечно, если б я себе тогда во всем по-настоящему отказала... Но всему ведь свое время. Я считала, что все супер, я счастлива. Мне очень вкусно, и мой молодой человек сидит рядом и любуется: «Ты так ешь – это отдельное произведение искусства». Вот так и говорил, очень по-одесски.
Фото: ФОТОГРАФ: Павел Харатян. СТИЛЬ: Юка Вижгородская. Прическа: Константин Кочегов. Макияж: Ольга Чарандаева. Ассистент фотографа: Сергей Соломатин. Ассистент стилиста: Анна Мурадян. Продюсер: Надежда Бунда